Неточные совпадения
Обнаруживала ли ими болеющая душа скорбную тайну своей болезни, что не успел образоваться и окрепнуть начинавший в нем строиться высокий внутренний человек; что, не испытанный измлада в борьбе с неудачами, не достигнул он до высокого состоянья возвышаться и крепнуть от преград и препятствий; что, растопившись, подобно разогретому металлу, богатый запас великих
ощущений не принял последней закалки, и теперь, без упругости, бессильна его воля; что слишком для него рано умер необыкновенный наставник и нет теперь никого во всем свете, кто бы был в
силах воздвигнуть и поднять шатаемые вечными колебаньями
силы и лишенную упругости немощную волю, — кто бы крикнул живым, пробуждающим голосом, — крикнул душе пробуждающее слово: вперед! — которого жаждет повсюду, на всех ступенях стоящий, всех сословий, званий и промыслов, русский человек?
Неподвижное и серьезное лицо Раскольникова преобразилось в одно мгновение, и вдруг он залился опять тем же нервным хохотом, как давеча, как будто сам совершенно не в
силах был сдержать себя. И в один миг припомнилось ему до чрезвычайной ясности
ощущения одно недавнее мгновение, когда он стоял за дверью, с топором, запор прыгал, они за дверью ругались и ломились, а ему вдруг захотелось закричать им, ругаться с ними, высунуть им язык, дразнить их, смеяться, хохотать, хохотать, хохотать!
Он вышел, весь дрожа от какого-то дикого истерического
ощущения, в котором между тем была часть нестерпимого наслаждения, — впрочем, мрачный, ужасно усталый. Лицо его было искривлено, как бы после какого-то припадка. Утомление его быстро увеличивалось.
Силы его возбуждались и приходили теперь вдруг, с первым толчком, с первым раздражающим
ощущением, и так же быстро ослабевали, по мере того как ослабевало
ощущение.
Николай Петрович продолжал ходить и не мог решиться войти в дом, в это мирное и уютное гнездо, которое так приветно глядело на него всеми своими освещенными окнами; он не в
силах был расстаться с темнотой, с садом, с
ощущением свежего воздуха на лице и с этою грустию, с этою тревогой…
Юрин играл, повторяя одни и те же аккорды, и от повторения
сила их мрачности как будто росла, угнетая Самгина, вызывая в нем
ощущение усталости. А Таисья ожесточенно упрекала...
Клим Иванович, сняв френч, прилег на кушетку и почти немедленно уснул и проснулся от странного
ощущения — какая-то
сила хочет поставить его вверх ногами.
Между тем жизнь будила и отрывала его от творческих снов и звала, от художественных наслаждений и мук, к живым наслаждениям и реальным горестям, среди которых самою лютою была для него скука. Он бросался от
ощущения к
ощущению, ловил явления, берег и задерживал почти
силою впечатления, требуя пищи не одному воображению, но все чего-то ища, желая, пробуя на чем-то остановиться…
Только сердце трепещет от
силы необъяснимого, страстного
ощущения: даже нервам больно!
Польский мессианизм более чистый и более жертвенный, чем мессианизм русский, который не свободен от идеализации
ощущений нашей государственной
силы.
Казалось бы, при его богатырских
силах, что могла значить одна ночь кутежа и хотя бы самых сильных притом
ощущений?
Тут теплота проникает всю грудь: это уж не одно биение сердца, которое возбуждается фантазиею, нет, вся грудь чувствует чрезвычайную свежесть и легкость; это похоже на то, как будто изменяется атмосфера, которою дышит человек, будто воздух стал гораздо чище и богаче кислородом, это
ощущение вроде того, какое доставляется теплым солнечным днем, это похоже на то, что чувствуешь, греясь на солнце, но разница огромная в том, что свежесть и теплота развиваются в самых нервах, прямо воспринимаются ими, без всякого ослабления своей ласкающей
силы посредствующими элементами».
Я сознавал в себе большую
силу духа, большую независимость и свободу от окружающего мира и в обыденной жизни часто бывал раздавлен беспорядочным напором
ощущений и эмоций.
Ощущение и сознание вечной гибели от греха и вечного спасения от Христа стали определяющей
силой истории.
Тревожные органические
силы уснули: он не будил их сознательным стремлением воли — слить в одно целое разнородные
ощущения.
Ее
ощущения переданы в пьесе Островского с изумительной
силой и яркостью; таких глубоко истинных очерков немного во всех произведениях нашей литературы.
Один лишь генерал Епанчин, только сейчас пред этим разобиженный таким бесцеремонным и смешным возвратом ему подарка, конечно, еще более мог теперь обидеться всеми этими необыкновенными эксцентричностями или, например, появлением Рогожина; да и человек, как он, и без того уже слишком снизошел, решившись сесть рядом с Птицыным и Фердыщенком; но что могла сделать
сила страсти, то могло быть, наконец, побеждено чувством обязанности,
ощущением долга, чина и значения и вообще уважением к себе, так что Рогожин с компанией, во всяком случае в присутствии его превосходительства, был невозможен.
Конечно, нечто отчаянное в его мыслях, вероятно, смягчило для него на первый раз всю
силу того страшного
ощущения внезапного одиночества, в котором он вдруг очутился, едва лишь оставил Stasie [Настасью (фр.).] и свое двадцатилетнее нагретое место.
Через минуту он уже и забывает свое внезапное
ощущение и начинает смеяться или ругаться, судя по характеру; а то вдруг с необыкновенным, вовсе не соразмерным с потребностью жаром схватится за рабочий урок, если он задан ему, и начинает работать — работать изо всех
сил, точно желая задавить в себе тяжестью работы что-то такое, что само его теснит и давит изнутри.
Впечатления механически,
силою тяжести своей, слагались в душе помимо воли в прочную и вязкую массу, вызывая печальное
ощущение бессилия, — в ней легко и быстро гасла каждая мысль, которая пыталась что-то оспорить, чем-то помешать этому процессу поглощения человека жизнью, страшной своим однообразием, нищетою своих желаний и намерений, — нудной и горестной окуровской жизнью.
Кожемякина охватило незнакомое, никогда не испытанное, острое
ощущение притока неведомой
силы, вдруг одарившей его мысли ясностью и простотой. Никогда раньше он не чувствовал так определённо своё отчуждение, одиночество среди людей, и это толкнуло его к ним неодолимым порывом, он отклонился на спинку стула, уставил глаза в большое лицо Смагина и заговорил как мог внушительно и спокойно...
— Защитушка ты моя — что бы я делала без тебя! — укрепляя его
ощущение силы и власти, бормотала Палага, сидя на кровати в одной рубахе, словно прозрачная на тёмном фоне одеяла.
По слабости ли
сил, по недостатку ли характера, но дело в том, что я — бесполезный человек, и, убедившись в этом, я полагаю, что я один хозяин над моей жизнию; я еще не настолько разлюбил жизнь, чтоб застрелиться, и уж не люблю ее настолько, чтоб жить на диете, водить себя на помочах, устранять сильные
ощущения и вкусные блюда для того, чтоб продлить на долгое время эту жизнь больничного пациента.
— Вы рассмотрите-ка под микроскопом каждую женщину и найдите разницу, — предлагал он. — Эту разницу мы любим только в себе, в своих
ощущениях, и счастливы, если данный номер вызывает в нас эти эмоции. В нас — все, а женщины — случайность, вернее — маленькая подробность… Почему нам нравится, когда в наших руках сладко трепещет молодое женское тело, а глаза смотрят испуганно и доверчиво? Мы хотим пережить сами этот сладкий испуг пробудившейся страсти, эти первые восторги, эту доверчивость к неизведанной
силе…
Веселый, громкий шум труда, юная красота весенней природы, радостно освещенной лучами солнца, — все было полно бодрой
силы, добродушной и приятно волновавшей душу Фомы, возбуждая в нем новые, смутные
ощущения и желания.
Но чем ближе подходил он к охранному отделению, тем заметнее таяло и линяло настроение бодрости, расплывалось
ощущение силы, а когда он увидел узкий тупой переулок и в конце его сумрачный дом в три этажа, ему вдруг неодолимо захотелось найти Зарубина, проститься с ним.
Все, о чем так хорошо думалось и мечталось в другие минуты, тут, казалось, сливается в один стройный хор
ощущений… молодость, ожидание,
сила!..
Страх смерти начал являться к нему постепенно и как-то толчками: точно возьмет кто и снизу, изо всей
силы, подтолкнет сердце кулаком. Скорее больно, чем страшно. Потом
ощущение забудется — и через несколько часов явится снова, и с каждым разом становится оно все продолжительнее и сильнее. И уже ясно начинает принимать мутные очертания какого-то большого и даже невыносимого страха.
Боялся не он — боялось его молодое, крепкое, сильное тело, которое не удавалось обмануть ни гимнастикой немца Мюллера, ни холодными обтираниями. И чем крепче, чем свежее оно становилось после холодной воды, тем острее и невыносимее делались
ощущения мгновенного страха. И именно в те минуты, когда на воле он ощущал особый подъем жизнерадостности и
силы, утром, после крепкого сна и физических упражнений, — тут появлялся этот острый, как бы чужой страх. Он заметил это и подумал...
Конечно, при созерцании возвышенного предмета могут пробуждаться в нас различного рода мысли, усиливающие впечатление, им на нас производимое; но возбуждаются они или нет, — дело случая, независимо от которого предмет остается возвышенным: мысли и воспоминания, усиливающие
ощущение, рождаются при всяком
ощущении, но они уже следствие, а не причина первоначального
ощущения, и если, задумавшись над подвигом Муция Сцеволы, я дохожу до мысли: «да, безгранична
сила патриотизма», то мысль эта только следствие впечатления, произведенного на меня независимо от нее самым поступком Муция Сцеволы, а не причина этого впечатления; точно так же мысль: «нет ничего на земле прекраснее человека», которая может пробудиться во мне, когда я задумаюсь, глядя на изображение прекрасного лица, не причина того, что я восхищаюсь им, как прекрасным, а следствие того, что оно уже прежде нее, независимо от нее кажется мне прекрасно.
Величественное в жизни человека встречается не беспрестанно; но сомнительно, согласился ли бы сам человек, чтобы оно было чаще: великие минуты жизни слишком дорого обходятся человеку, слишком истощают его; а кто имеет потребность искать и
силу выносить их влияние на душу, тот может найти случаи к возвышенным
ощущениям на каждом шагу: путь доблести, самоотвержения и высокой борьбы с низким и вредным, с бедствиями и пороками людей не закрыт никому и никогда.
Когда я смотрю на то, как вертятся крылья ветряной мельницы, я также очень хорошо знаю, что, задев меня, мельничное крыло переломит меня, как щепку, я «сознаю ничтожность своих
сил перед
силою» мельничного крыла; а между тем едва ли в ком-нибудь взгляд на вертящуюся мельницу возбуждал
ощущение возвышенного.
Очевидно, Аксинья крепко держала в своих руках женолюбивое сердце Бучинского и вполне рассчитывала на свои
силы; высокая грудь, румянец во всю щеку, белая, как молоко, шея и неистощимый запас злого веселья заставляли Бучинского сладко жмурить глаза, и он приговаривал в веселую минуту: «От-то пышная бабенка, возьми ее черт!» Кум не жмурил глаза и не считал нужным обнаруживать своих
ощущений, но, кажется, на его долю выпала львиная часть в сердце коварной красавицы.
Сегодня был день печальный, дождливый, без просвета, точно будущая старость моя. Меня теснят такие странные мысли, такие темные
ощущения, такие еще не ясные для меня вопросы толпятся в моей голове — а как-то нет ни
силы, ни хотения их разрешить. Не мне разрешить все это!
— Jawo-o-ohl! — крикнул я вдруг изо всей
силы, протянув о, как протягивают берлинцы, поминутно употребляющие в разговоре фразу: «jawohl» и при этом протягивающие букву о более или менее, для выражения различных оттенков мыслей и
ощущений.
Только писатель, умеющий достойным образом выразить в своих произведениях чистоту и
силу этих высших идей и
ощущений, умеющий сделаться понятным всякому человеку, несмотря на различие времен и народностей, остается надолго памятным миру, потому что постоянно пробуждает в человеке сочувствие к тому, чему он не может не сочувствовать, не переставая быть человеком.
Цинизм и разгул стихали порой не в
силу сознания, но просто потому, что
ощущение пристального анализирующего взгляда разлагало непосредственные чувства грубой толпы и умеряло широту размаха.
Когда же Ордынов, в невыразимой тоске, нетерпеливо приподнял и посадил ее возле себя, то целым заревом стыда горело лицо ее, глаза ее плакали о помиловании, и насильно пробивавшаяся на губе ее улыбка едва силилась подавить неудержимую
силу нового
ощущения.
Никогда ясность моего сознания не достигала такой высоты и
силы; никогда не было так полно
ощущение многогранного, стройно работающего «я». Точно бог: не видя — я видел, не слушая — я слышал, не думая — я сознавал.
Это
ощущение заблудившегося в лесу человека, потерявшего все
силы и последнюю надежду когда-нибудь выбраться из этого леса…
О да, конечно, я был побежден лишь одним
ощущением того сна, и оно только одно уцелело в до крови раненном сердце моем; но зато действительные образы и формы сна моего, то есть те, которые я в самом деле видел в самый час моего сновидения, были восполнены до такой гармонии, были до того обаятельны и прекрасны и до того были истинны, что, проснувшись, я, конечно, не в
силах был воплотить их в слабые слова наши, так что они должны были как бы стушеваться в уме моем, а стало быть, и действительно, может быть, я сам, бессознательно, принужден был сочинить потом подробности и, уж конечно, исказив их, особенно при таком страстном желании моем поскорее и хоть сколько-нибудь их передать.
Бегство от мира, отречение от действительности обыкновенно прикрывается желанием «личного совершенствования»; но все на земле совершенствуется работой, соприкосновением с тою или иною
силой. В существе своем это «личное совершенствование» знаменует оторванность от мира, вызывается в личности
ощущением ее социального бессилия, наиболее острым в годы реакции. Так, у нас в России эпидемия «совершенствования» была очень сильна в глухую пору 80-х годов и возродилась после 1905 года.
Каприз и прихоть незаметно перешли в чувство любви, в отрадное
ощущение над собою более разумной, более крепкой воли и
силы.
Может, их много тут таких, как она…» Его подавляло ясное почти до
ощущения сознание какой-то большой и таинственной
силы, в область которой судьба толкнула его и которая теперь всецело тяготеет над ним.
Моя религия не есть мое создание, иначе она вовсе не есть религия; она убеждает
силою непосредственной своей достоверности, притом иною, высшею убедительностью, чем факты внешней действительности, напр.,
ощущение этого стола, этой стены, этого шума.
Мы всесторонне зависим от выше нас стоящих
сил. Это
ощущение крепко сидит в гомеровском эллине. Каждый из героев знает: что бы он ни делал, как бы ни старался — случится то, что заранее определено судьбою...
Но это лишь обман самочувствия. За
силу жизни принимаются судорожно обострившиеся, глубоко болезненные процессы души, за вечную гармонию — величайшая дисгармония. Ордынов переживает свои
ощущения в бреду горячки. Мышкин — неизлечимый эпилептик. Кириллову говорит Шатов: «Берегитесь, Кириллов, я слышал, что именно так падучая начинается!»
Голое воспоминание о пережитом
ощущении единства с Первосущим не в
силах нейтрализовать страданий человека в мире явлений.
Душа переполнена
ощущением огромной
силы, бьющей через край, которой ничего не страшно, которая все ужасы и скорби жизни способна претворять в пьяную, самозабвенную радость.
Но
силою и величием человеческого духа оно преодолено; есть страдания, есть смерть, но нет ужаса, а вместо него — поднимающая душу радость борьбы, освящение и утверждение жизни даже в страданиях и смерти, бодряще-крепкое
ощущение, что «на свете нет ничего страшного».
Но есть одно, что тесно роднит между собою все такие переживания. Это, как уже было указано, «безумствование», «исхождение из себя», экстаз, соединенный с
ощущением огромной полноты и
силы жизни. А чем вызван этот экстаз — дело второстепенное. В винном ли опьянении, в безумном ли кружении радетельной пляски, в упоении ли черною скорбью трагедии, в молитвенном ли самозабвении отрешившегося от мира аскета — везде равно присутствует Дионис, везде равно несет он человеку таинственное свое вино.